Что значит успех
Общество уходит от вертикалей и доминант в общении между людьми, будь то бизнес или семья, уверен миллиардер Рубен Варданян. Кардинальная смена парадигмы межличностных отношений (в бизнесе, семье или обществе), а именно уход от вертикалей и доминант — один из самых мощных вызовов современности. Он, в свою очередь, подпитывается чередой других серьезных вызовов
«Кто ты?» — это вопрос, который мне, пожалуй, чаще всего задают. Еще 20 лет назад ответ был бы простым и понятным: инвестиционный банкир. Десять лет назад этот вопрос тоже не вызвал бы трудностей: бизнесмен и филантроп. Сейчас я представляюсь социальным предпринимателем. И это нередко вызывает недоумение: слова «социальный» и «предприниматель» как будто конфликтуют. Требует объяснения и другая моя роль — «человек, который объединяет людей вокруг интересных идей». Как эта профессия называется? Коннектор и катализатор? Такой пока нет в общепринятом понимании. Но запрос на объединение людей и идей есть.
У меня более 60 проектов разного статуса — коммерческие, благотворительные, смешанные. И все эти проекты партнерские: где-то я старший партнер, а где-то младший. Единого доминирующего центра нет, как нет и жесткой иерархии. Вместо этого обширные горизонтальные связи и коллегиальное принятие решений.
Кардинальная смена парадигмы межличностных отношений (в бизнесе, семье или обществе), а именно уход от вертикалей и доминант — один из самых мощных вызовов современности. Он, в свою очередь, подпитывается чередой других серьезных вызовов. Какие-то из них меня беспокоят, какие-то вдохновляют, но они уже данность. И тут, помимо эмоциональной реакции, важна рефлексия.
Я назову пять значимых вызовов. Надеюсь, через их объяснение придет и лучшее понимание моих нынешних ролей. Понимание, что они сформированы не прихотью, а новой реальностью.
Атака технологий
В январе 2021 года социальные сети дезактивировали аккаунты Дональда Трампа. Мы не обсуждаем, хороший он или плохой. Важен факт: частные компании отключили от возможности коммуницировать президента одной из могущественнейших мировых держав, решив, что он обманывает.
На наших глазах произошла революция: вдруг выяснилось, что технологические компании обладают такой мощью и властью, что могут отключить любого из нас без всяких объяснений. Возникает фундаментальный вопрос: кто принимает решение?
Twitter, Google, Facebook создали виртуальный мир, по значимости сопоставимый с реальным (а временами, возможно, его и превосходящий). В этом мире мы проводим огромное количество времени. Я не любитель гаджетов, но все же провожу четыре часа в день в интернете. Большая часть моей жизни оказалась в пространстве, которое не регулируется. Возникают этические вопросы и проблемы. Кто будет богом в цифровом пространстве? Станет ли искусственный интеллект новой религией? Алгоритмы уже решают, что правильно, что нет. Кинорежиссер Тимур Бекмамбетов столкнулся с неприятной ситуацией: YouTube стал блокировать его контент. Он обратился в Google, где ему ответили: «Мы не знаем, почему алгоритм отключает вас…»
Общения становится больше — через социальные сети, мессенджеры, но люди все чаще чувствуют себя одинокими. Многие из нас остаются один на один с алгоритмами, с огромным информационным потоком, который обрушивается подобно водопаду. И тут важно объединиться с теми, кому доверяешь, с кем можешь общаться регулярно и что-то делать вместе. Это могут быть небольшие сообщества людей из разных областей деятельности. В таких сообществах нет жесткого центра, есть только связанные друг с другом узловые точки. По такому принципу построена работа в пространстве для сообществ Noôdome, в бизнес-клубе «Атланты» и клубе выпускников бизнес-школы «Сколково».
Кризис доверия
Доверие, как здоровье: пока оно есть, ты его не замечаешь. Но стоит ему даже не исчезнуть, а ухудшиться, как тут же выступают «острые углы»: в семье и бизнесе, в личном и общественном. Отсутствие доверия замедляет и даже парализует развитие. Первые симптомы кризиса появились давно, а пандемия усугубила ситуацию.
Мы оказались в вакууме: ни семья, ни церковь, ни партии или даже корпорации больше не служат для нас опорой, нравственными ориентирами и регуляторами. Доверие к государству и прочим институтам подорвано — они в кризисе, и многие не верят, что традиционные институты могут нас защитить. И без того чувствительная тема богатства накалилась до предела: несмотря на то что во многих странах деньги обильно вливаются в экономику, в целом недовольство сегодняшним положением дел стремительно растет во всем мире.
Прошло 250 лет с тех пор, как Адам Смит написал, что ни одному обществу не суждено процветание и счастье, пока большинство людей в нем бедны. Что мы видим сейчас? Россия, как и многие развитые страны, демонстрирует увеличение разрыва в доходах разных слоев населения. Частному капиталу в новой России уже не менее 30 лет, но отголоски 1990-х все еще сильны: состоятельных людей нередко называют олигархами, а богатство — злом. Но что еще хуже — существует жесткое противостояние и внутри различных элит. Разрозненность и недоверие лишают нас возможности создать экосистему, в которой жилось бы комфортно и безопасно всем. Но объединиться придется: невозможно отгородиться от общих проблем, даже создав «золотое гетто» на Рублевке или Остоженке.
В то же время две трети россиян хотят, чтобы богатые люди в нашей стране были. Больше половины жителей страны связывают с образом «богатого человека» интеллект, знания и образованность, считая при этом, что ради достижения своих целей богатые готовы, что называется, идти по головам. Эти и многие другие любопытные противоречия вскрыло исследование «Портрет владельца капитала в России», проведенное Центром управления благосостоянием и филантропии бизнес-школы «Сколково» (SWTC). Я уверен, что все эти непростые темы важно открыто обсуждать.
Смена элит
Термин «элиты» во всех странах воспринимается негативно. На конференции «Частное благосостояние в России», которая прошла в марте в бизнес-школе «Сколково», была предпринята попытка найти другое определение группам, имеющим ресурсы и рычаги влияния на принятие судьбоносных решений. Однако профессор Томас Касас заявил, что отрицать элиты — заблуждение, равно как и демонизировать их. Элиты есть в каждой стране, и они выполняют роль координаторов — «без них не бывает ни Tesla, ни «Спутника V».
В 2020 году команда Касаса выпустила первый глобальный рейтинг качества элит по 32 странам. Перед его создателями стояла задача выяснить, какие элиты увеличивают «общий пирог» (создают новые бизнес-модели, внедряют инновации), а какие — наращивают «собственный кусок» в пироге (за счет монополизации, рентного поведения). Россия занимает в рейтинге 23-е место с преобладанием второго сценария. Касас призвал наших сограждан взращивать более качественные элиты, давая развиваться новому бизнесу.
Согласно библейскому преданию, смена поколений происходит за 40 лет. Примерно через десятилетие нас ждет «концентрированная» смена элит современной России. Произойдет полная ротация не только касты политиков и бюрократов, но и бизнес-элиты. Поколение предпринимателей, пришедшее из СССР и 1990-х и владеющее более 70% состояния нашей страны, уйдет, и обществу предстоит непростой процесс перехода к новой реальности.
В России, по оценке нашего центра, свыше 250 000 семей владеют капиталом в $1 млн. Передачу активов следующему поколению владельцев существенно осложняют разрывы внутри самой элиты, и эти противоречия нужно не консервировать, а аккуратно разрешать, снижая их конфликтный потенциал. Передать созданное богатство и работающие бизнесы, а главное, семейные ценности и традиции нужно максимально деликатно и продуманно.
Совокупный портрет владельцев капитала будет усложняться. Помимо наследников и преемников, важную часть предпринимательского сообщества составят новые «селфмейдеры». Новая генерация бизнесменов даст беспрецедентные истории успеха, и это может привести к радикальным изменениям всего бизнес-ландшафта, а главное, изменить отношение к богатым в обществе.
Другое измерение успеха
Первое поколение владельцев капитала, сформированное в 1990-х, зарабатывало деньги, чтобы выжить. Второе — преемники и новые предприниматели — обеспокоено иными вопросами: интерес к делу, самореализация, забота об окружающей среде, социальное воздействие бизнеса. Количество денег отныне не доминанта. Происходит трансформация оценки успеха — от количественной к качественной.
Первый рейтинг Forbes появился почти 40 лет назад, когда журнал посчитал доходы 400 богатейших американских бизнесменов. С тех пор этот рейтинг стал одним из наиболее популярных в мире, но к нынешнему времени морально устарел, перестал соответствовать трендам. На мой взгляд, деньги — самый простой механизм оценки. Но они не могут считаться универсальным мерилом, поскольку ими невозможно измерить культуру, духовность и многие другие вещи. Меня регулярно включают в «список Forbes», оценивая примерный размер материального состояния. Но как оценить международную гуманитарную премию «Аврора», соучредителем которой я являюсь, или бизнес-школу «Сколково»?
Прибыль любой ценой уже не успех, а проблема. Подход «я даю людям работу, плачу налоги — ко мне не приставайте» больше не эффективен. Сегодня, помимо материального капитала, важен и социальный, который создается принципиально другим отношением к бизнесу. Нельзя выделять деньги на защиту окружающей среды и при этом выпускать напитки в пластиковых бутылках. Нельзя «компенсировать» колоссальный урон, наносимый природе старыми производственными мощностями и технологиями, увелечением бюджета на благотворительность.
В мире назрел запрос на способ подсчета «валюты добра». Если деньги — это «здесь и сейчас», то социально ориентированные проекты требуют другого уровня, времени и накопительного эффекта. В случае с социальными изменениями дать быструю оценку, что есть хорошо, что плохо, крайне сложно. Тем не менее я убежден, что без принципиально новой, правильной системы измерения успеха нам не удастся произвести столь необходимых изменений в общественном сознании.
Слияние бизнеса и филантропии
Я часто задаю вопрос: бизнес-школа «Сколково» — благотворительный или коммерческий проект? Для тех, кто давал деньги на проект, благотворительный. Но обучение в школе платное, а это коммерческая деятельность. Восприятие школы «Сколково» как и коммерческого и филантропического проекта вызывает диссонанс, взрыв мозга.
Последние несколько лет я анализирую свои проекты. Есть коммерческие, есть благотворительные, но все больше тех, которые находятся между этими двумя полюсами — проекты с социальным воздействием и смешанным типом финансирования. Понятия «импакт-инвестирование» и «социальное предпринимательство» еще молоды. Термин impact investments появился на Западе чуть больше 10 лет назад, а в России вошел в обиход еще позже. Но уже сегодня накопленный объем импакт-инвестиций в мире, по оценке глобальной сети GIIN, составляет $715 млрд.
Сообщество Noôdome, команда SWTC и компания PwC совместно разработали классификатор социальных проектов. В его основе лежит градация инициатив, начиная от классической филантропии (пожертвования) до традиционного бизнеса (получение прибыли), а между ними существует множество промежуточных и гибридных форм. Польза классификатора в том, что он помогает разложить портфель проектов и оценить эффективность каждого по соответствующим ему критериям, чтобы не сравнивать между собой несопоставимые вещи. К тому же он дает инвесторам возможность измерять свою деятельность.
Однако классификатор лишь инструмент. Прежде чем взяться за него, важно ответить себе на ряд вопросов.
Вопрос № 1: зачем ты живешь, как измеряешь свой успех и успех своих проектов? Моя философия с раннего возраста заключалась в том, чтобы пытаться максимально честно ответить на эти вопросы самому себе.
Вопрос № 2: что ты хочешь оставить после себя? У нас с женой Вероникой четверо детей, и для нас это не праздный вопрос. Кто-то размышляет так: «После меня хоть потоп». Кто-то оставляет все своей семье, а кто-то создает механизмы, чтобы мир стал хоть чуть-чуть лучше. Хороший пример — Павел Третьяков. Какое место он занимал в списке богатейших россиян своего времени, не имеет значения. А вот Третьяковскую галерею знают все. По мне, выбор очевиден.
